Тринадцать часов - Страница 19

— Мой куратор в «Анонимных алкоголиках» — врач, — пояснил Гриссел.

— Тогда найдите себе другого куратора, — посоветовала Александра Барнард. Наверное, хотела пошутить, но неожиданно скривилась и беззвучно заплакала. Лицо исказила мучительная гримаса. Из глаз катились слезы. Она положила сигарету и закрыла лицо ладонями. Гриссел полез в карман за носовым платком. Протянул платок Александре. Но та ничего не замечала. Плечи у нее тряслись, голова поникла, нечесаные патлы снова закрыли лицо, точно занавес. Гриссел заметил, сколько в ее светлых волосах серебристых прядей. Странно… Большинство женщин в ее возрасте красятся. Интересно, почему она больше не заботится о том, чтобы выглядеть моложе? Она ведь когда-то была звездой первой величины. Отчего же она так опустилась?

Он терпеливо ждал, пока утихнут рыдания.

— Моего куратора зовут доктор Баркхёйзен. Ему семьдесят лет; он алкоголик. У него длинные волосы только на затылке; обычно он заплетает их в косичку. Он признался мне: как-то раз его дети спросили, почему он курит, и он назвал им сотню причин. Чтобы справиться со стрессом, потому что ему нравится… — Гриссел старался говорить непринужденно, он понимал, что его рассказ не имеет большого значения, ну и пусть, главное — чтобы разговор не затухал. — Выслушав отца, его дочь заявила: в таком случае он не будет возражать, если она тоже начнет курить. Тогда-то доктор и понял, что пытается обмануть самого себя. Он бросил. И сейчас пытается помочь мне. Я постепенно сокращаю количество выкуриваемых сигарет, дошел до трех-четырех штук в день…

Наконец Александра подняла голову и увидела протянутый носовой платок. Взяла его.

— Вам было трудно? — Голос у нее сел от плача. Она вытерла лицо и высморкалась.

— Завязать с алкоголем? Да. Было и есть. До сих пор. И с курением тоже.

— А я не смогла. — Она смяла мокрый платок, взяла стакан и отпила еще глоток.

Гриссел ничего не ответил. Ей надо дать время, чтобы разговориться. Он знал, что она непременно разговорится.

— Ваш платок…

— Оставьте себе.

— Я его постираю. — Александра Барнард поставила стакан на стол. — Я его не убивала.

Гриссел кивнул.

— Мы с ним давно перестали разговаривать, — продолжала она, глядя куда-то в пространство.

Гриссел старался не шевелиться, чтобы не спугнуть ее.

— Он приходит домой с работы в половине седьмого. Потом поднимается в библиотеку, стоит на пороге и смотрит на меня. Прикидывает, в каком я состоянии. Если я молчу, он спускается в кухню и ужинает там один или уходит к себе в кабинет. Или куда-то уезжает из дому. Каждую ночь он укладывает меня спать. Каждую ночь! Днем, когда я еще могу соображать, я часто думаю: может, из-за этого я и пью? Чтобы он продолжал хотя бы укладывать меня спать… Разве вам не грустно? У вас не разрывается сердце? — Слезы снова полились у нее из глаз. Они мешали ей говорить, но она упорно продолжала: — Иногда я пытаюсь его спровоцировать. Когда-то мне хорошо удавалось… Вчера ночью я… спросила его, чья сегодня очередь. Вы должны меня понять. У нас с ним… долго рассказывать… — В первый раз рыдания прорвались наружу, как если бы она вдруг осознала всю тяжесть произошедшего.

Бенни разрывался от жалости. Он снова увидел призрак той певицы, какой она была когда-то.

Александра Барнард смяла окурок.

— А он ответил: «Да пошла ты!» — и все. И снова ушел. Я закричала ему вслед: «Да, брось меня здесь!» Правда, вряд ли он меня слышал, ведь я была пьяна…

Она снова шумно высморкалась в платок.

— Вот и все. Больше я ничего не помню. Он не уложил меня спать, бросил в библиотеке, а утром вдруг оказался рядом… — Александра подняла стакан. — Вот его последние слова, обращенные ко мне: «Да пошла ты!»

Она снова разрыдалась.

Допив остатки джина, она посмотрела на Гриссела. Взгляд у нее остекленел.

— По-вашему, я действительно могла его пристрелить?

Молодая толстушка, сидевшая за стойкой хостела «Кот и лось», посмотрела на фотографию, которую протягивал ей констебль, и спросила:

— А почему у нее такой странный вид?

— Потому что она мертва.

— О господи! — Кое-что сообразив, девушка спросила: — Значит, это ее нашли сегодня утром у церкви?

— Да. Вы ее узнаёте?

— Ну конечно, узнаю! Они вселились вчера. Две американки. Погодите… — Толстушка открыла журнал записи постояльцев и пробежала пальцем по строчкам. — Вот, пожалуйста. Рейчел Андерсон и Эрин Рассел, они из… — Она наклонилась ниже, чтобы разобрать адрес, записанный мелким почерком. — Уэст-Лафейетт, Индиана… Ну надо же! Кто ее убил?

— Мы пока не знаем. Кто на снимке — Андерсон?

— Не знаю.

— А вторая? Вам известно, где она сейчас может быть?

— Нет. Я работаю посменно… Сейчас посмотрим. Они остановились в шестнадцатом номере. — Толстушка захлопнула журнал и пошла по коридору, приговаривая: — О господи!

Осторожно задавая наводящие вопросы, Гриссел выяснил насчет пистолета. Оказывается, он принадлежал ее мужу. Адам Барнард держал пистолет в сейфе, в комнате. Ключ от сейфа всегда носил с собой. Наверное, боялся, что жена, напившись, наделает глупостей. Александра Барнард понятия не имела, как пистолет очутился рядом с ней на полу. Может, она действительно его пристрелила? Кстати, у нее и повод имелся. Она очень разозлилась на мужа, и еще ей стало очень жаль себя. А мужа она временами просто ненавидела. Иногда даже желала ему смерти… Нет, не совсем так. Она мечтала совсем о другом. Часто представляла, как покончит с собой, и думала: интересно, что он тогда будет делать?